«Премудрость Божия – мудрее нас!»Митрополит Вениамин (Федченков) и его духовные наставления. Павел Северский (Сиверский) Экзарх Русской Церкви в США

В чем сущность христианства, трудно ли веровать образованному человеку, важен ли интеллект в вопросах веры, в чем назначение и смысл монашества, где граница самовнушения в восприятии мира?

Такие вопросы митрополит Вениамин (Федченков), известный иерарх Русской Православной Церкви, поднимает в книге «Беседы в вагоне», в основу которой положены реальные разговоры шестидесятипятилетнего святителя с «нерелигиозными», как они сами себя называют, людьми — гражданами советской России.

Божии люди

Оптина… Так сокращенно называли обычно этот монастырь богомольцы. Подобно и Саровский монастырь называли просто "Саров".

Иногда к Оптиной присоединяли и слово "пустынь", хотя пустынного там не было ничего, но этим хотели, вероятно, отметить особую святость этого монастыря.

Оптина находится в Калужской губернии, в Козельском уезде, в к верстах от города, за речкой Жиздрой, среди соснового бора.

Молитва Господня

Предлагаемая книга митрополита Вениамина (Федченкова) "Молитва Господня" ещё совсем недавно была доступна, пожалуй, только инокам Псково Печерского монастыря, так как единственный машинописный экземпляр этой книги хранился в келье у одного из старцев этой обители.

На рубеже двух эпох

«На рубеже двух эпох» — уже полюбившаяся читателю книга воспоминаний митрополита Вениамина (Федченкова, 1880-1961).

Владыка был свидетелем трех революций, двух мировых войн, жил в годы гонений на христиан, в эмиграции на себе ощутил всю тяжесть церковного раскола. Митрополит Вениамин пишет о своей жизни, вспоминает пережитое, но благодаря дару смирения в центре повествования оказывается не его личность, а время, в которое он жил, и люди, с которыми встречался.

Владыка — талантливый рассказчик, чуткий наблюдатель, у него внимательный глаз и острая память, и потому картины событий, выходящие из-под его пера, становятся живыми, а портреты современников — святого праведного Иоанна Кронштадтского, императора Николая II и императрицы Александры Федоровны, П.Н. Врангеля, Г.Е. Распутина и многих других — яркими и запоминающимися.

О вере, неверии и сомнении

Книга является своего рода биографическими заметками, которые сам святитель называл исповедью сердца.

Владыка искренно и без прикрас рассказывает о своем пути к Богу. Он размышляет о вере, о путях, ведущих к истине, о месте человека в этом мире и о смысле жизни, о религии и значении Православной Церкви в жизни общества и отдельного человека, об искушениях и сомнениях на пути богопознания, о Промысле Божием, о Божией благодати и помощи.

Митрополит Вениамин откровенно говорит о колебаниях и сомнениях, которые посещали его самого, когда после простосердечной детской веры хотелось веры «разумной», когда ум искал доказательств.

«У него была какая-то изумительная простота, таких простых людей надо с фонарем искать. Но с другой стороны, в этом было что-то замечательное. Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье - я пришел почему-то поздно, и вижу: Владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою черную монашескую мантию, даже без подушки, - просто лежит. Я ему говорю: «Владыка, что Вы здесь делаете?» - «Ты знаешь, я здесь спать устроился» - «Как, у Вас разве комнаты нет?» - «Знаешь что, сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, еще один спит на подушках, а еще другой - на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло». (Митрополит Антоний Сурожский)

Митрополит Вениамин был великим молитвенником. Перед тем как принять какое-либо важное решение, он служил сорок литургий. Очевидцы примечали, что даже Имя Божие владыка не мог произносить без слез. Примечали и то, что старенький «чудаковатый» митрополит, который мог всерьез хлопотать о покупке самолета для нужд епархии, не совсем уж ради чудачества раздаривал своим прихожанам кому конфеты, а кому и луковицы, предуказывая одним радости, а другим слезы: видно, то был ему от Бога дар предвидения... Но главное в нем было - неизбывная любовь к пастве, к каждому человеку. Владыка не раз писал в своих книгах, что святые, стяжавшие от Господа дар любви, порой переставали замечать в людях зло. Сам он был той же породы людей Божиих и потому одинаково любил и ближних, и врагов, считая, что «нужно думать о спасении «врагов», а не о победе над ними», и нередко становился жертвой своей излишней доверчивости.

Судьба святителя удивительна. Будучи по воспитанию убежденным монархистом, который еще мальчиком со слезами бегал читать сводки об ухудшавшемся состоянии здоровья государя Александра III, считая богоборческую власть наказанием Божиим за грехи всех классов российского общества, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля и эмигрировав вместе с нею за границу, владыка все же признал советскую власть и вернулся на Родину. Почему случилось именно так?

Святитель Божий вставал в ряды Белой армии именно как защитницы Православия, но скоро увидел, что вера у «лучших сынов России» весьма теплохладна и в конце концов даже снята со знамен белого движения. Он хотел быть вместе с народом, но оказалось, что ни у Врангеля, ни там, за границей, русского народа нет... Русский народ, пусть обманутый, пусть покоренный, остался в России и признал советскую власть. А всякая власть - от Бога. Это владыка понимал хорошо... И, может быть, Господь потому и попустил безбожникам полонить Русскую землю, чтобы излечить ее от теплохладности и разжечь в сердцах заблудившихся людей искру горячей, нелицемерной любви к своему Творцу и Спасителю? Неисповедимы судьбы Господни...

Вдобавок, оказавшись за границей, епископы-эмигранты почти сразу же продемонстрировали каноническое непослушание высшей церковной власти, остававшейся в России, принимая одни указы Патриарха Тихона и отвергая, как написанные под давлением безбожной власти, другие... 1927 год, в который вышла небезызвестная Декларация митрополита Сергия, был лишь удобным случаем для исполнения давнишнего желания эмигрировавшего епископата создать свое, самостоятельное церковное управление... Будучи воспитанным на понятиях нерушимости церковного послушания, митрополит Вениамин не мог смириться с таким положением вещей. Он и за границей остался верен Московской Патриархии.

Одному Богу известно, ценой каких мук далось святителю решение о возвращении на родину. Самым болезненным, самым трудным было примириться (не умом, а сердцем) с законностью царствования богоборческой власти на некогда Святой Руси... А что мог понять о России пользовавшийся непроверенными слухами и пропагандистскими публикациями эмигрант, к тому же отягощенный бездуховностью западного, чуждого ему мира?

Святитель был убежден, что советская власть была лучшим выходом, «счастьем» для России, что «не случайно (после недоразумений) сотрудничество Церкви с Советским Союзом, а искренно». Такое понимание российской действительности было у митрополита Вениамина выстраданным и нелицемерным. Впрочем, как бы там ни было, митрополит Вениамин никогда не жалел о своем решении возвратиться на родину. Жалел, что не сделал этого раньше... В 1958 году его отправили на покой в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь.

Будущий митрополит (в миру Иван Афанасьевич Федченков) родился 2 (15) сентября 1880 года в Кирсановском уезде Тамбовской губернии в семье дворового человека господ Баратынских (из бывших крепостных) и дочери дьячка. Родители употребили все усилия, чтобы дать детям образование.

Окончив духовное училище и Тамбовскую духовную семинарию первым учеником, Иван Федченков поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где его духовником стал инспектор академии архимандрит (впоследствии архиепископ) Феофан (Быстров), оказавший огромное влияние на всю жизнь владыки как в России, так и в эмиграции.

В 1907 году студент последнего курса академии Иван Федченков принял монашество с именем Вениамин. Шаг этот, определивший всю его дальнейшую жизнь, оказался неожиданным для родных и не сразу был понят и принят ими. Родная мать новопостриженного инока, та, которую сам он называл святой за ее жертвенную любовь к ближним и глубокую веру, написала сыну исполненное горьких упреков письмо. Потом, конечно, поняла и смирилась и даже любила своего Ванюшу (а теперь уже инока Вениамина) больше всех детей, гордилась своим молитвенником.

При поступлении в академию, да и в первые годы учебы у самого Ивана тоже не было желания принимать постриг. Он, по его собственным словам, думал о белом священстве. И все же, выбирая свой путь, чутко прислушивался к голосу сердца, к указаниям горнего мира, незримого для обычного человека, но реального и незыблемого. Большое, если не сказать - решающее, значение имела для Ивана встреча на Валааме, где он посетил старца Иоанно-Предтеченского скита отца Никиту. Этот насельник «Северного Афона», монах-подвижник, «живой святой», долго беседовал с юношей и пророчески назвал его «владыкой».

Другой праведник - иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры о. Исидор - также предсказал будущему митрополиту его жизненный путь. «Придется быть монахом», - так в простоте верующего сердца решил студент столичной духовной академии. Иноческий постриг был совершен 26 ноября 1907 года, 3 декабря инок Вениамин был рукоположен во иеродиакона, а 10-го стал иеромонахом.

Ученик высокопреосвященнейшего Вениамина епископ Феодор (Текучев), живший на покое в Псково-Печерском монастыре, вспоминал в 1966 году, в пятую годовщину со дня кончины своего наставника, еще об одном предсказании в жизни владыки. Молодой иеромонах Вениамин с одним из своих товарищей посетил болящую благочестивую старицу. При этом состоялся следующий диалог:

Кем мы будем? - спросил один из посетителей.

Ну разве я гадалка какая? Будете митрополитами... Да разве в этом дело?..

Помолитесь о грехах моих, Вениамин. - Вот это что и нужно, - отвечала старица.

В самом начале своего служения встречался о. Вениамин с великим праведником земли Русской отцом Иоанном Кронштадтским и даже сослужил ему во время совершения Божественной литургии. Нам не известно, удостоился ли он личной беседы с отцом Иоанном, - известно лишь, что святой беседовал с новоначальными иноками (о. Вениамин был в Кронштадте со своими товарищами по академии), укреплял и ободрял их. И, разумеется, встреча эта не прошла бесследно. На всю жизнь сохранил владыка Вениамин благоговейное отношение к памяти святого старца, часто обращался к его духовному наследию.

По окончании академии, в 1907–1908 годах, иеромонах Вениамин - профессорский стипендиат на кафедре библейской истории. Знаменательно, что в годы обучения будущего митрополита в Санкт-Петербургской духовной академии там ректорствовал архиепископ Сергий (Страгородский) - будущий Патриарх Московский и всея Руси, замечательный иерарх, оказывавший большое влияние на студентов, в том числе, безусловно, и на иеромонаха Вениамина. Более того, по-видимому, именно в академии возникли и укрепились теплые и доверительные отношения между ректором и студентом. Не случайно владыка Сергий в бытность свою архиепископом Финляндским сделал иеромонаха Вениамина своим личным секретарем. Верность своему владыке уже не иеромонах, а епископ Вениамин еще будет доказывать в условиях, нелегких для него; и все же останется верен и митрополиту Сергию, и Московской Патриархии.

Итак, в 1910–1911 годах иеромонах Вениамин - личный секретарь архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). С 1911 по 1913 год архимандрит Вениамин был ректором Таврической, а с 1913 по 1917-й - Тверской семинарии. В 1917–1918 годах он принимал участие в работе Поместного собора Российской Православной Церкви, будучи избран от младших клириков своей епархии. 19 февраля 1919 года состоялась его хиротония во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. При вручении жезла старший рукополагавший архиерей владыка Димитрий (Абашидзе) сказал: «Не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы это и был сам Патриарх или другие высокие в мире люди...» Владыка воспринял эти слова как свое послушание.

В 1920 году епископ Вениамин примкнул к белому движению, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля. В ноябре того же года вместе с армией и беженцами покинул родину. За границей он некоторое время оставался епископом армии и флота, был членом Русского совета при Врангеле.

Епископ Вениамин стал одним из главных инициаторов создания временных органов Церковного управления заграничными приходами. В 1921 году из Константинополя это управление переместилось в Сербию, но вскоре (после Всезарубежного Церковного Собора 1921 года, признанного Патриархом Тихоном неканоничным) ВЦУ было упразднено, а управление европейскими приходами поручено митрополиту Евлогию (Георгиевскому).

В 1922 году святитель поселился в монастыре Петковице близ сербского города Шабацца. В 1923–24 годах он вновь викарный архиерей, окормляющий паству Карпатской Руси, входившей в состав Чехословакии.

Высланный из страны по решению чехословацких властей, он вернулся в Сербию, где взял под окормление воспитанников двух кадетских корпусов, возглавил пастырско-богословские курсы и стал настоятелем русской церкви.

В 1925–1927 и 1929–1931 годах епископ Вениамин был профессором и инспектором в Православном Богословском институте в Париже. Святитель ушел с поста возглавителя духовенства рассеянной по всему свету Белой армии.

В 1927 году, отслужив 40 литургий с целью вопрошения воли Божией, он подписал Декларацию митрополита Сергия.

В 1931 году в Париже собрался Епархиальный съезд духовенства и мирян, который принял решение о переходе митрополии митрополита Евлогия под юрисдикцию Вселенского Патриарха. Лишь один епископ - Вениамин - заявил о своей верности митрополиту Сергию (Страгородскому). После этого заявления он был вынужден оставить работу в Православном Богословском институте и из-за разделения с митрополитом Евлогием уже не мог служить в храме Сергиевского подворья.

Оказавшись без пристанища, владыка некоторое время скитался по знакомым, пока с группой единомышленных ему прихожан (человек двадцать или более) не организовал первый в Париже приход Московской Патриархии. По имени храма, расположенного в подвальном помещении на улице Петэль, главный приход которого был освящен во имя Трех Святителей - Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, - получило название и Трехсвятительское подворье. В верхнем его этаже размещалась типография во имя отца Иоанна Кронштадтского, где печатались как труды этого великого молитвенника Русской земли, так и произведения других авторов, в том числе епископа Вениамина: «Акафист трем святителям Христовым...», «Всемирный светильник преподобный Серафим Саровский», «Небо на земле»...

В 1933 году владыка Вениамин, уже в сане архиепископа, с благословения митрополита Сергия отправился с циклом лекций в США. Во время его пребывания там указом от 29 ноября он был назначен временным Американским Экзархом, архиепископом Алеутским и Северо-Американским. За 14 лет служения в Америке, к концу которого он удостоился принятия сана митрополита, святитель сумел «из ничего» создать 50 приходов, которыми он управлял с помощью трех викариев.

2 июля 1941 года митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин выступил с речью на грандиозном митинге в Нью-Йоркском Мэдисон-Сквер-гарден, произведя на собравшихся огромное впечатление: «Всякий знает, что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира... И потому нужно приветствовать намерение президента и других государственных мужей о сотрудничестве с Россией... Вся Русь встала!.. Не продадим совесть и Родину!» - эти слова, по свидетельству газет, буквально наэлектризовали многотысячную аудиторию. Патриотические чувства охватили массы русского населения в Америке. Митрополит Вениамин был избран почетным председателем Русско-Американского комитета помощи России и получил право в любое время суток входить с докладом к президенту США.

В январе - феврале 1945 года митрополит Вениамин впервые побывал на Родине, участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви в Москве. Там от имени епископов, клира и мирян Патриаршей Церкви в Америке, а также от имени пожелавших иметь общение с Московской Патриархией митрополита Евлогия (Георгиевского), его паствы и американских «феофиловцев» назвал кандидата в Патриархи - митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия.

В 1947 году святитель окончательно вернулся в Россию и был назначен на Рижскую и Латвийскую кафедру.

«Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь!» - такими словами он приветствовал свою новую паству на родине.

В 1951–1955 годах митрополит Вениамин управлял Ростовской епархией. В это время он встречается и поддерживает дружеское общение с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким) - исповедником, замечательным иерархом и ученым. Владыка Лука управлял в это время Симферопольской епархией.

Везде, где бы ни служил митрополит Вениамин, у него завязывались теплые отношения с паствой. Владыка хранил письма верующих, некоторые даже переписывал. Он ценил их как свидетельства «любви нелицемерной», бескорыстной привязанности.

Приближался вечер жизни, золотая осень святителя. Ему было уже семьдесят пять, когда в 1955 году он получил назначение на Саратовскую епархию. Уходили силы, владыка стал часто болеть, и в 1958 году, согласно прошению, митрополит Саратовский и Вольский Вениамин (Федченков) был удален на покой и поступил на жительство в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Живя в уединении в обители, владыка предается молитве и размышлениям, много пишет. Иногда, если позволяют силы, совершает богослужения и произносит вдохновенные проповеди.

Когда митрополит Вениамин покидал в 1958 году свою последнюю архиерейскую кафедру, он писал одному из своих корреспондентов о том, что отправляется в Печоры и думает провести там оставшиеся два-три года. Больше он и не прожил. Скончался владыка 4 октября 1961 года - в день св. Димитрия Ростовского. Погребен в пещерах.

В детстве ещё мать его видела во сне: стоит он в алтаре на архиерейском возвышении и благословляет народ. Так после и сбылось.

Биографию его кратко беру из № 9 Церковных Ведомостей.

Архимандрит Феофан – в миру Василий Дмитриевич Быстров. 37 лет, родился в 1872 году (в ночь под Рождество.– митр. В.), сын священника села Подмошье Санкт-Петербургской Епархии и воспитанник местных учебных заведений. В 1892 году по окончании курса учения в Духовной Семинарии поступил в Санкт-Петербургскую Академию первым по экзаменационному списку.

Во время обучения в семинарии он на переменах поступал по-товарищески, помогал всем усвоять уроки. За это товарищи подарили ему золотой нагрудный крест большой величины вершка в 1,5–2 длины. Я сам видел его: Быстров, видимо, ценил этот дар.

В семинарии он добросовестно изучал все предметы, но этому не радовался: школьные занятия не увлекали его. Поступил в Санкт-Петербургскую Академию. Здесь он начал основательно заниматься изучением философских наук – думал найти в них смысл жизни. Но они разочаровали его: философы, каждый по-своему, решали этот вопрос и к единству не приходили.

Тогда он обратился к Святым отцам и вполне удовлетворился ими. Он, как никто другой из современников, знал святоотеческую литературу… Об этом мы все знали. Об этом свидетельствовал, передавая ему духовную дочь свою, и Митрополит Антоний (Храповицкий),– что он лучше всех знает отцов. Действительно, он был напитан ими. Особенно он любил, кажется, творения Епископа Игнатия (Брянчанинова) . Это объясняется, вероятно, тем, что оба они искали основания для веры. Еп. Игнатий нашёл творения Свв. отцов вследствие их единства; а это единство объяснял он Единым Духом Святым, воодушевлявшим их. Здесь – истина!

За ними последовал Епископ Феофан.

С другой стороны, и по характеру духовной жизни они были сродни, видя путь христианский в покаянии, по преимуществу.

Наконец, нравился Еп. Феофану и строгий литературный стиль Еп. Игнатия; этим они оба отличались от Еп. Феофана Затворника , который иногда допускал (находя это, очевидно, нужным) упрощённость языка (даже вульгаризмы).

И такую последовательность – от философии к Свв. отцам – он считал необходимой: философия подрывала саму себя и тем отсылала к другим лучшим источникам.

Разумеется, он добросовестно изучал и академические предметы. Между прочим, он обратил на себя особое внимание знаменитого профессора В.В. Болотова. На одной семестровой работе Быстрова Вас. Васильевич поставил ему бал «5+†»: до такой степени она была хорошо написана! Но чтобы не любоваться этим, Быстров уничтожил её.

При изучении светской литературы, в частности, известного философа Влад. Серг. Соловьёва, он мог критически относиться к неправославным мнениям, сравнивая их со Святыми отцами. И, вообще, он не любил современных «профессоров», не точных православных учителей. Но воротимся к биографии его.

В академии, переходя с курса на курс также первым студентом, в 1896 году он завершил академическое образование первым магистрантом, и был оставлен при академии в качестве профессорского стипендиата. В 1897 году назначен и. д. доцента академии по кафедре Библейской Истории. В 1898 году пострижен в монашество и рукоположен в иеромонаха.

Здесь я опять обращусь к воспоминаниям о нём.

Василий Дмитриевич решил принять монашество. Он не любил много рассказывать о себе. И поэтому я догадываюсь сам. Никакой драмы у него, конечно, не могло и быть. И вообще, он без особенной ломки решился на это; вся предыдущая его жизнь привела к этому: религиозность смолоду; чистота целомудрия; чтение Свв. отцов; особенное влияние на него аскетов и русских подвижников – Епп. Игнатия и Феофана; даже самая внешность его – худой, бледный; всё это располагало к «постническому житию"… Иначе и быть не могло бы с ним! И так естественно решился он на монашество.

Перед постригом (в 1898 году – прим. ред.) он пришел за разрешением к Митрополиту Антонию (Вадковскому). Тот, между прочим, задал ему вопрос:

– Какое имя хотели бы вы получить при постриге?

Известно, что монахам обычно меняют имена в знак новой жизни; нередко даже дают имя, начинающееся с той же начальной буквы; но в нашей академии этого обычая не придерживались.

Василий Дмитриевич ответил митрополиту:

– Я желал бы начать монашество с отречения от своей воли.

– Хорошо! – улыбнулся ему Митр. Антоний. – Так вот Вам первое послушание: скажите, какое имя Вы хотели бы получить?

Пойманный, Василий Дмитриевич сказал:

– Если можно, мне хотелось бы назваться Феофаном, в честь Епископа Феофана Затворника :

Тебе, брат возлюбленный, ведома эта жизнь во Христе и со Христом. В твоем слове при наречении во епископа ты исповедал пред сонмом святителей, что во Христе – твоя жизнь, твой свет, твоя радость. В сей жизни пребывай; в сей радости преуспевай. Благодать Божия, в архиерейском рукоположении на тебя сошедшая, да укрепит тебя в сей жизни, и да утвердит, и да сотворит тебя в живом общении со Христом, «приносяща плод мног». С молитвою в сердце тебе братски во Христе желаем сего. Помоги тебе Господь добре упасти паству твою; да изведет из нея Господь «делателей на жатву Свою», о которой Он говорит, что она «многа, а делателей мало».

Вручая тебе этот новый жезл, я опять повторю сказанное тебе восемь лет тому назад: «неси это новое, возложенное на тебя послушание с кротостью и терпением, ища не своего личного блага, а блага вверенных тебе питомцев общей нам матери, академии».

Прими же из рук моих этот новый тебе жезл, жезл архиерейский; и да управит Господь путь пастырского твоего делания во спасение твое и твоей паствы и во славу Церкви Своей святой».

Проповедь Митрополита Антония значительно слабее, чем речь Еп. Феофана,– как видим. А иногда в ней повторяются и мысли последнего. У Еп. Феофана всё сводится к Пресвятой Троице, а у Митр. Антония ко Христу. Напоминает речь Еп. Феофана слова св. Григория Богослова , который может быть назван «богословом Троицы»,– о чём он любил думать и говорить!

В день хиротонии у него в ректорской квартире собрались на обед очень немногие друзья. Один из них, студент Сергей П. Виноградов, член Златоустовского кружка, сказал ему приветственную речь, в которой сравнил его со св. Архиеп. Солунским – Григорием Паламой; последний празднуется на 2-й неделе Великого Поста, после Недели Православия, как «Проповедник благодати» (о чём говорится в богослужении ему).

К слову сказать, такая последовательность имеет очень глубокую связь!

1) Православие по сущности своей есть благодать; 2) и путь к нему – тоже благодатное просвещение; 3) И это просвещение – не земное знание, а благодатное откровение, озарение; 4) и самое Православие – есть слава Царствия Божия,– или Фаворский Свет, или Преображение Господне, благодать Пр. Троицы. Короче: всё – Благодать.

Поэтому привязывать к себе души, значит, окрадывать Жениха Господа. Им они искуплены и Ему Единому принадлежат!

Иногда в этом отношении были случаи из ряду вон выходящие. Например, однажды он был в Ялте у Архиепископа Алексия. К тому приехали с визитом аристократы, муж и жена. Подошли под благословение к архиерею, а с ним, как ещё тогда Архимандритом хотели поздороваться «за руку». Мужу ещё он ответил рукопожатием, а когда и жена протянула ему руку, то он поклонился ей, а руки протянул за спину. Получилась неловкость: рука её так и повисла в воздухе. Тогда архиепископу пришлось объяснить, что, вообще, монахи не здороваются с женщинами через рукопожатие, сохраняя целомудрие. Едва ли был другой такой пример!

Раз мне пришлось купить ему билет в купе вагона (двухместного). Но после туда пришла и какая-то женщина. Немедленно он, вызвав меня в коридор, просил откупить другое целое купе заплатив за 2 места. Так я и сделал, конечно.

За это благочестие и чтили его люди.

Напомню несколько фактов.

Вот он празднует свои именины в Академии. Решено было сказать слово на литургии студенту о. Зыкову. И он произнес короткое слово, сравнив Еп. Феофана с пророком Илией. Рассказал он про явление ему Бога – не в виде сокрушающего вихря, не при громе, но при веянии тихого ветерка: «и тамо бе Господь!»

Это так подходило к тихому Епископу Феофану! И я (как преподаватель тогда в Академии – гомилетики) поставил о. Зыкову за эту проповедь «5». И с охотой поставил!

Или вот ему приходилось уезжать из Крыма в Астрахань (не в нём была причина). Пели молебен, (или даже на литургии: не помню). Апостол читался из Послания к евреям: «Таков нам подобаше архиерей – кроток, незлобив!», и опять так это подходило к нему!

А на Пасху протоиерей кафедральный настоятель собора (о. Назарий) говорит мне: «Первый раз служба прошла без замечаний и раздражения архиерея!» Обыкновенно, по новости её, люди путаются, и архиерей раздражается.

Любили его и в Астрахани,– как мне приходилось слышать об этом. Один протоиерей, о. Молчанов, бывший ставленником его, а сейчас – настоятель в с. Заветном, ещё вспоминает его с умилением, как святого. Для него – Еп. Феофан ни с кем не сравним!

Но я сравнительно мало знаю его жизнь на епархиях. Однако, сейчас мне вспоминается следующий случай из бытности его в Таврической Епархии. Он был приглашен на престольный праздник в Георгиевский монастырь. Был позван и я, как ректор в то время Крымской семинарии. Обедали мы с ним в особом «архиерейском» домике ниже монастыря.

Подали уху с пирожками, начинёнными каким-то белым мясом. И ему показалось, что это цыплятина. Я не мог убедительно доказать ему, что это, вероятно, рыба. Что тут делать? Если есть – то сомнения, если спросить Игумена Н-ла, то он, конечно, будет отрицать мясной обман; и если бы он ручался за рыбу, всё равно не убедишь его. Кроме того, и обидишь Игумена своими подозрениями, и Еп. Феофан просто отодвинул пирожки.

После я не раз видел белую рыбу, которая и по виду, и по вкусу напоминала цыплятину. Но раз он усомнился, а с другой стороны не хотел обидеть игумена подозрением,– то и не стал есть сомнительного.

Наставления

Об удовольствиях

Припоминаю несколько случаев.

В бытность мою студентом академии, меня больно заинтересовал вопрос об удовольствиях для христианина. Произошло это вот почему.

У нас было философско-психологическое общество: на нём присутствовали желающие профессора и студенты. Обычно читались рефераты самими студентами; для этого употреблялись семестровые их сочинения. После начиналось обсуждение. Всё это было интересно и полезно… Лекции казались нам сухими. Да и не было там активного нашего участия, а здесь именно в нём и была соль интереса: сначала говорили сами студенты, а потом принимали участие и профессора

Однажды студент Цит-ч прочёл своё сочинение «Учение Эпикура об удовольствии». Оказалось, оно совсем не было таким грубо-вульгарным, каковое мнение связывалось с именем «эпикурейства», как с учением о безудержном удовольствии. Учение Эпикура об его «атараксии» было гораздо шире: «воздержание» от всего, что может причинить нам огорчение: будет ли это боль, пост и пр.; или наоборот, противоположное что-либо; всё равно, нужно от этого воздерживаться. А что нравится,– хотя бы это был тот же пост, аскетизм,– то дозволять себе.

Обсудили доклад. А я думал: дозволительны ли для христианина удовольствия? Их же так много: чай, сахар, варенье, пироги, яблоки, тросточки, красивые ботинки, хорошие брюки, вино, пиво, мягкая постель, хорошее мыло, причёска и пр., и пр., и пр.!

Как быть с этим «эпикурейством»? Ведь, можно же обходиться пить чай без сахара? Или даже не заваривать чая? Или даже напиться холодной воды? И т. д. Можно – не есть яблок? Не ходить с тросточкой? И т. д.

До этого он занимался науками и Свв. отцами, а теперь духовно дошёл и до Писания.

Когда его перевели из Крыма в Астрахань, он просил меня проводить в Москву. А в это время ждали уже нового архиерея, Архиеп. Димитрия .

Я и сказал Еп. Феофану: новый Владыка обидится, что меня не будет при встрече. А он ответил:

– Господь видит, что Вы сделаете это не по неуважению к нему, но жалея меня, и потому не будет зла.

Я согласился. И провёз его до Москвы, купил ему билет до Волги и посадил в вагон, а сам моментально сел на поезд до Крыма. Приехал уже, когда Архиеп. Димитрий служил литургию. После он позвал меня в архиерейский дом и сначала очень резко заговорил со мной. Но когда я потом всё объяснил ему, он успокоился, сказав:

– Ну, пойдёмте чай пить! – И мы сделались друзьями – навсегда… Слова Еп. Феофана сбылись…

* * *

Ещё припоминается случай. Однажды к нему (уже инспектору академии) зашёл товарищ по академии, потеряв веру; он спросил его, что бы он посоветовал ему?

– Читайте Евангелие!

– Да ведь я почти и так наизусть знаю его.

Ещё вспоминается. Однажды, будучи уже ректором, он сказал:

– Мне приятнее, когда меня бранят, а когда хвалят, на душе тяжело делается.

Однако не раз он заходил в мою комнату из заседания («совета») профессоров в слезах и жаловался на них.

Однажды он увидел у меня на письменном столе свою фотографию (как человека, мною чтимого и любимого) и велел снять её.

В другой раз увидел деньги, оставленные мною на столе же; и тоже велел их спрятать: «Этим вы вводите посторонних и келейника в соблазн: и на вас будет грех». Сам он был в этом отношении всегда весьма аккуратен. Никаких карточек и картин (даже почитаемых им лиц прошлого) я не помню у него.

* * *

Несмотря на свой сравнительно молодой (я стал студентом, когда ему был 31 год) возраст; он уже «старчествовал». Но это он делал, когда его спрашивали о чём-либо; сам же никогда не навязывался на это.

… Уж очень много он, вообще, знал, а особенно из Святых отцов; у него был огромный горизонт и свой духовный опыт.

Он любил простодушных людей и считал их более разумными, а «умничающих» не любил, потому что обыкновенно они гордятся. Например, из студентов он выделял П-цева. Это был человек умственно заурядный, но он был простой, скромный, всегда улыбающийся. И о. Феофан нередко говорил о нём. И этим даже вызывал недоумение (а, может быть, и зависть) умных. Один из последних, после ставший профессором, даже спрашивал его, почему он так поступает. А он не сказал ему открыто, а лишь отделался улыбкой, да, кажется, ещё сказал, что ему с этими простыми людьми легче.

* * *

Он многим был недоволен с точки зрения отступления от Православия. Это проявлялось даже по отношению к Московскому Церковному Собору (1917–1918 гг.) В числе кандидатов и его имя было выставлено на Патриарха, а отказываться было нельзя по постановлению Собора. Правда, за него подали лишь каких-то 5 человек. Вероятно, в нём они чтили не столько администратора, сколько благочестивого человека и глубокого богослова…

Своё недовольство он предполагал высказать открыто на «Вселенском Соборе», которого он жаждал и ждал в недалеком будущем, но не дождался. Особенно хотелось ему выступить там против «модернизма профессоров», против коих у него было написано много опровержений. Не любил он Вл. Соловьева, П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Бердяева и др. Сочинения эти, вероятно, остались и доселе. Они для богословия представляют громадный интерес!

Теперь я перешагну к последней части его жизни.

Похороны Обухова

Перед концом жизни в России Епископ Феофан оставил Полтавскую Епархию, переехал в Севастополь и жил в архиерейском доме в Херсонском монастыре (я тогда в сане епископа управлял Севастопольским викариатством).

В это время умер С.П. Обухов, у которого он жил три года на даче летом, лечился от истощения, жил уединенно. За это Еп. Феофан благодарно относился к С.П.

И случилось так, что он первым среди нас (четыре епископа) встретил покойного перед воротами Херсонского монастыря при необычайном колокольном трезвоне. А среди усопших,– говорил после Еп. Феофан,– «встретил» его и о. Макарий (Росанов), которого тоже лечили Обуховы. Он был похоронен там же, на Херсонском кладбище.

После похорон он говорил вдове Обухова:

– Ведь для меня мир невидимый так же реален, как и видимый.

И при этом был необычайно ласков, разговорчив и весел: точно не с похорон пришёл, а с какого-либо торжества.

За обедом он пригласил и вдову усопшего, посадив её с левой стороны…

Этими похоронами кончу и жизнь его в России.

Заграница

Когда наступила революция, он вместе со многими из нас ушёл в эмиграцию. Жил в Болгарии, Югославии, а потом переехал во Францию.

Но чего-либо особенного (кроме обличения Арх. Антония за его ересь об искуплении, о чём я кратко писал выше) не помню… Да и разъехались мы тут.

Какие-то Валхонены (финны по паспорту, русские по рождению) приняли в нём очень близкое участие: устроили для него в своей квартире отдельную комнату, питали его, охраняли его уединение (едва ли не полное – он никого не принимал). В этой комнате он и молился один и совершал литургию ежедневно.

И эта жизнь для меня сокровенна, к сожалению…

Потом немцы вступили во Францию, и он со многими убежал в г. Тур на юг от Парижа и тут умер. Это было, вероятно, в 1940 году, думаю я. Следовательно, ему в то время было (1872– 1940) около 68 лет.

Из этого периода заграничной жизни мне хочется отметить следующий его отзыв обо мне.

С 1933 г. (осени) я был направлен в Америку. Туда я вызвал и Обухову для хозяйства у меня. В то время она была уже пострижена в иночество с именем Анна. Ей было уже …. лет. Она отправилась к Еп. Феофану за советом. Он сказал ей через о. Василия Г-ва, который получил право посещать Еп. Феофана у Валхоненов:

– Что ж, пусть с Богом едет. Владыка Вениамин никем не запрещён. И один из немногих сохранил Православие!

Послесловие

Несколько слов. Конечно, я не всё записал здесь, что и знаю о нем. Но, ведь, и в Житиях Святых об угодниках не всё пишут, а что нам спасительно, назидательно и особенно характерно для угодника…

Вот и я записал то, что нужно нам. А кроме меня едва ли кто теперь знает о нём столько, сколько я.

Он же был человек замечательный!

Дополнения

Мнение о святости Митрополита Филарета Московского

Может быть, я припомню или узнаю ещё что-либо о нем, тогда припишу сюда.

Вот, например, вспомнил его отношение к знаменитому святителю Филарету, Митрополиту Московскому (Дроздову).

Он глубоко чтил его, и как администратора, и как богослова, и как Святого (не убоюсь написать это великое и ответственное слово, но я верно выражаю чувства к нему Еп. Феофана).

Одному человеку при посещении им Троице-Сергиевой Лавры он настоятельно советовал отслужить там панихиду по Митр. Филарете и пр. Максиме Греке, почитая их как угодников Божиих. И в этом он всегда отличался от критического мнения иных людей.

А мне припоминается из небольшой брошюры, изданной о Митр. Филарете женским монастырём Кремля, где схоронена пр. Евдокия, жена Димитрия Донского, следующий факт. Игуменья этого монастыря, кажется, её звали Евгенией, была духовной дочерью и почитательницей святителя Митр. Филарета. По смерти его она затруднялась молиться о нём, как об обыкновенном покойнике… и об этом недоумевала. И вот он явился ей во сне и научил её так молиться: «Помяни, Господи, раба твоего, усопшего Митрополита Филарета, и его молитвами спаси меня, грешную!».

Давно уже было то время, когда я читал эту брошюрку, может быть, ещё студентом, но хорошо помню об этом откровении.

И народ доселе чтит могилу его.

Писал о нём, как об угоднике, и известный Поселянин (фамилия его – Погожев).

Искушение

Их было у него много: с профессорами, с двором, с Р-м , с болезнями, с переводами по епархиям, с выездом из России, с вдовой священника, им почитаемой за святую; с монахиней О. – тоже и т. д.

А Свв. отцы говорят, что враг больше нападает на совершенных. Вот что пишет Еп. Феофан Затворник :

«Когда душа исполняется богопотребных совершенств, сила и дух Христов вселяются в ней, и вся сила вражия далеко бежит от нея. Сатана избирает теперь другой путь к искушению: он обставляет праведника такими обстоятельствами, в которых нет для него никакого утешения. Никакой отрады, в которых на каждом шагу встречают его неудовольствия, печали и скорби; его начинают ненавидеть, не зная почему. Всё царство сатаны, весь мир вооружается против него… «ходите среди всех сих скорбей… уповая»» («Внутренняя жизнь». С. 129).

И с другой стороны, Господь посылал ему всегда нужных для него людей на помощь: Обуховых, Агафонову, в последнюю часть его жизни заграницей – некую прислугу «Катю», которая собственным заработком делилась с ним (у Волхоненов и после – одна), но об этом нужно бы писать много…

У этой «Кати», вероятно, остались и все рукописи его! Если бы дал у неё откупить их!

Клевета

Хочется немного упомянуть об одной клевете.

О Епископе Феофане в своё время вышла целая книга известного автора Тренёва под заглавием «Владыка».

… Я читал её, но теперь (к счастью) лишь немного помню…

Тренёв был студентом С.Петербургской Духовной Академии, когда Архим. Феофан был там инспектором; а я был тогда на 2–3 курса моложе. И хорошо доселе помню лицо его.

Вся эта книга написана не в похвалу о. Феофана, а в осуждение со злостью.

Особенно был неприемлем Тренёву аскетизм Владыки. И будто я чуть не «нос утирал» ему…

Какая злоба! Да, он часто советовался то со мною, то с другими, но всегда поступал по-своему. И мы чтили его…

Оно и понятно: всякий человек смотрит на вещи из своего угла; какова его душа, так он и смотрит на других, и Тренёву, как человеку плотскому, неприятен духовно-аскетический тип; ему знакомее – «Любовь Яровая"…

Письма о нем

У меня хранятся два письма о нём. Может быть, получу ещё два. Пишу копии с них. Первое – от очевидца в Астрахани.

«…Получив Вашу … открытку… в скудных своих словах, но с любовью я описал, что знаю о Великом подвижнике наших дней. Преосвященный Феофан был на Астраханской кафедре как яркая путеводная звезда не только для духовенства, но и для всех тех, кто думал вести свою жизнь по заповедям Христа».

Воспоминания протоиерея М. Молчанова об Астраханском Епископе Феофане (Быстрове), который занимал Астраханскую Кафедру в 1911–1912 гг.

В 1911 году во второй половине августа я имел счастье быть в Астрахани. В то время ожидали приезда нового Владыки на Астраханскую Кафедру.

Была получена телеграмма из Царицына о том, что Владыка Феофан следует в Астрахань на пароходе общества «Кавказ и Меркурий».

В телеграмме было указано, что по прибытии Владыки в Астрахань будет совершена литургия Архиерейским служением. Такое распоряжение удивило не только соборный причт, но и всех, причастных к встрече Владыки .

Кафедральный протоиерей, маститый старец, о. Николай Летницкий, сделал соответствующее распоряжение – и к встрече и к служению литургии.

Будучи диаконом, я здесь присутствовал, и о. Кафедральный, зная меня, предложил облачиться в стихарь и стать в чину соборного причта для встречи Владыки.

По расписанию пароход должен был прибыть в Астрахань к 3 часам по полудни. Все были удивлены, что так поздно начнется служба.

В соборе были уже все представители учебных корпораций, члены Консистории и все те, кому необходимо быть при встрече нового Архипастыря.

Наконец, тысячепудовый соборный колокол [прогудел], что Владыка вступил на астраханский берег. Затем последовал трезвон. И въехала коляска в Астраханский Кремль.

У всех душевное настроение было высоко: вход Владыки возбуждал не только любопытство, но и страх некий, святой трепет души.

Тихой поступью взошёл Владыка и, перекрестясь, окинул очами величественный Астраханский собор; потом опустил глаза и принял Св. Крест.

На приветствие о. Кафедрального тихо ответил: «Спаси и сохрани Вас Господь».

И сейчас же началось архиерейское служение. Величественный собор как бы замер в чудном, благоговейном первом служении своего Владыки: глубокая сосредоточенность службы Архиерейского служения дивно облаговеяла не только нас служащих, но и всех молящихся.

Служил Владыка тихо, но слова его при глубокой тишине слышались явственно.

Вот наступили благоумиленные моменты: «Призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей и утверди и, егоже насади десница Твоя"…

Этот момент нельзя выразить словами…

Как бы электрический ток прошёл по телу молящихся: все почувствовали благодатность этих слов и действенную молитву своего Владыки…

Литургия окончилась в 6 часов пополудни; но никто не чувствовал усталости.

Думаю, что эта первая служба Преосвященного Феофана запечатлелась в сердцах навсегда! Владыка вступительной проповеди не говорил, но, благословив всех, отбыл в свои покои.

По времени всем стало известно, что новый Владыка не пошёл по стопам прежних архиереев, а повёл жизнь по стопам древних отцов и учителей Церкви.

В приёмные дни Владыка всех принимал, терпеливо слушал просьбы просителей, делал ту или иную резолюцию; часто – вопреки консисторским отцам.

Определённо можно сказать, что все просители выходили успокоенные и с радостью надежды на лучшее.

Из Консистории стали поговаривать: «Владыка по своему смирению распустит духовенство!». Но духовенство почувствовало благодатное влияние Владыки; стало исправляться гораздо лучше, чем от грозного консисторского приказа.

Жизнь Владыки была строго подвижническая: питался он простой пищей по уставу монашескому. Спал он не на перине, а на войлочной кошме, а в головах было что-то твёрдое, зашитое в материю. А о его молитвенном бдении знали только одни стены его келлии.

В обращении он был тих. Пальцы его левой руки всегда перебирали узелки чёток. Лицо было матовое, постническое, задумчивое.

В нижнем этаже под покоем Владыки была столовая для неимущих не только духовного звания, но и всех нуждающихся. Все дети причётников – и в семинариях, и в духовном училище – не были забыты Владыкой: все получили потребное для жизни и учения. А женское Епархиальное училище ждало Владыку как Св. Пасху.

Такое было необъятное любящее сердце Владыки Феофана.

Владыка-подвижник, как яркая звезда, прожил в Астрахани около 2-х лет .

Наступил март 1913 года; и стали носиться слухи, что Владыку переводят в город Полтаву.

Причина: якобы сырой Астраханский климат вреден для здоровья Владыки Феофана . К сожалению, слухи оправдались: настал печальный день отъезда Владыки…

Вот здесь-то, на проводах Владыки, и выяснилась его жизнь аскета! Вся разноплеменная вышла провожать его: не только православные, но и татары, и армяне, и даже евреи. Это были те, кто получил поддержку от Владыки.

Вся привокзальная площадь была занята…

Астраханские епископы получали порядочную сумму за сдачу в аренду рыболовных вод – до 45.000 в год. А в день отъезда Владыки в архиерейской не оказалось той суммы, чтобы купить проездной билет до Полтавы!.. И город купил билет для проезда Владыки Феофана (подчёркнуто автором письма – М.В.)… И после долго-долго чувствовалось духовное влияние Архипастыря-подвижника на духовенство астраханское…

Скажу о себе: Владыка Феофан, назначив меня к поставлению во священника в 1913 году 15 марта, милостиво, как родной отец, сказал:

– Будь смирен! Молись! И трудись неленостно!

Эти слова остались у меня в сердце… С благодарной памятью о моём благодетеле я и в землю уйду!

Недостойный протоиерей Митрофан Молчанов.

С. Заветное, Ростовской епархии.

Примечание

Вот я и переписал его письмо. Какое оно милое и тёплое! По временам (вот и сейчас) слёзы навёртываются на глаза. И приходится подавлять набегающие рыдания! Вот это – правильное воспоминание! (Опять плакать хочется)… А не тренёвское оклеветание святого человека!

Из писем епископа Феофана

Как жаль теперь, что мы сохранили мало писем его. А, ведь, их было не мало! Не ценили их. Да и с переездами по разным странам не до того было. Лишь кое-что сохранилось…

Письмо первое

1927 . Мая 23.

Варна, ул. Витрасова, №11.

Досточтимая о Господе…!

… Письмо Ваше приветственное по случаю праздника Пасхи я получил лишь 22 мая. Объясняется это тем, что в настоящее время живу я не в Софии, а в Варне, где думаю прожить до осени. Письмо долго лежало в Софии. Но это не препятствует мне взаимно приветствовать Вас пасхальным приветствием: Христос воскресе! Потому что верующие христиане всегда чувствуют в себе Воскресшего и их воскрешающего Христа.

Очень сожалею, что Вам приходится жить в тяжёлых условиях жизни, хотя знаю, что путь христианский всегда бывает прискорбным. Сам я многое испытал в этом смысле и потому всё это понимаю.

У меня явилась одна мысль, которую и повергаю на Ваше усмотрение. Много русских женских обителей существует в Палестине. По-видимому, и им живётся трудно в материальном отношении; но в духовном отношении им живётся несомненно прекрасно: имеется и русская служба, и русское пение. Там всё церковное благолепие держится на русских. Недавно, проездом туда через Болгарию отправились туда, вероятно, небезызвестная Вам монахиня Наталья, в мире генеральша Сидорина. Если поездка её не расстроилась, она должна скоро оттуда возвратиться и рассказать Вам о жизни тамошних монашеских обителей. И думается, что она могла бы посодействовать и Вашему устройству там, если бы у Вас явилось желание этого.

Вы предлагаете мне на разрешение одно недоумение. «Прочла я,– пишите Вы,– в одной книге следующее: хлеб и вино становятся телом и кровью Господними потому, что , по молитвам и вере, не священника или предстоящих, а Церкви Христовой, ниспосылает Духа Своего Святого и творит хлеб телом, а вино – кровью Христа Своего» – Вы совершенно справедливо почувствовали двусмысленность и неправильность этих слов! Совершает таинство Господь на основании искупительных заслуг Спасителя силою благодатных действий священнослужителя (крестное знамение с призыванием Св. Духа).

Когда же совершение таинства приписывают Церкви вообще, то этим самым умаляется значение благодатных действий (полномочий) священнослужителя. В этом погрешны даже славянофилы во главе с Хомяковым и, вообще, светские богословы нового времени. Думается, что в данном отношении отразилось на них, хотя и в смягчённом виде, и влияние протестантизма. Это влияние незаметно просачивается и на всё новое богословие «парижской школы». А центром, откуда исходит это влияние, является YMCA ; в чём и заключается главная опасность для Православной Церкви со стороны её.

Вы спрашиваете о моей жизни. Живу я, слава Богу, благополучно. Здоровье моё всё более и более улучшается. Продолжаю своё лечение. Существую не на средства Преосв. Серафима, а на жертвы частных жертвователей. Митрополит Антоний предлагает мне место в Америке (Калифорния, Сан-Франциско), но у меня к Америке не лежит душа. Если поеду, то куда-нибудь в другое место: или в Бари, или в Палестину, или во Францию. В Сербии мне устроиться трудно после Болгарии, но Вам можно и в Сербии устроиться: в епархии Преосвящ. Досифея имеются два женских монастыря – из монахинь, отделившихся от монахини Диодоры; другой – под началом её. Вам можно было бы поселиться в первом монастыре.

В Сербию я пока не собираюсь приехать. В августе месяце, правда, будет собор в Карловцах; но я не знаю, приеду ли на него. Отталкивает меня от соборов проникающая и в них политика и тайные влияния различного рода партий.

Призываю на Вас благословение Божие.

Ваш искренний богомолец, Арх. Феофан.

Письмо второе (адресат тот же)

Просьбу Вашу относительно Иерусалима я исполнил. Напишу соответствующее письмо Архиепископу Анастасию. Сам же я пока не решаюсь ехать туда. Архиепископ Анастасий не обещает ничего. И, быть может, поездка моя туда для него не совсем желательна. А главное, на содержание нужны средства, на которые я в настоящее время рассчитывать не могу. Да и не совсем теперь спокойно в Иерусалиме: церковное положение наше – таково. Ни Митрополит Евлогий, ни Митрополит Антоний не склонны к примирению. Склонившись на сторону «Кирилловского Движения», Митр. Антоний, несомненно, нарушил свою компетенцию и бывшее по этому делу в своё время соборное решение. Большинство иерархов осудило его поведение в этом деле. Говорят, что у нас будет «собор» в этом году. Но у меня нет желания ехать на «собор»,– даже и был бы: всё равно, соборные постановления не исполняются или исполняются постольку, поскольку они не противоречат «усмотрению» председателя собора.

Прошу передать от меня приветствие Пр. Вениамину. Призываю на Вас благословение Божие и пребываю Вашим

усердным богомольцем Арх. Феофан.

Р.S. Впредь нужно писать мне по адресу: София – Русское Посольство.

Письмо третье

Я его совсем не читал, но знаю, что оно написано было Архиеп. Феофаном Канадскому Епископу Иоасафу (Скородумову). Из него мне запомнилось одно выражение: «признание безбожной Советской Власти есть хула на Духа Святого». Канонов он не мог привести в пользу такого мнения.

Но он никогда не судил меня за такое признание.

Много писем осталось в России у почитателей его.

Сохранились ли они – неизвестно. Как устроил. М.В.

В миру Федченков Иван Афанасьевич, родился 2(14) сентября 1880 года в селе Ильинка (Вяжли) Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Отец - Афанасий Иванович - был крепостным крестьянином И. И. Баратынского, затем служил там же конторщиком.

В детстве Ваня часто болел. По причине слабого здоровья его даже крестили в самый день от рождения. В возрасте полутора лет он опасно заболел воспалением легких, и мать дала обет Богу: в случае, если сын останется жив, сходить с ним вместе на поклонение мощам святителя Митрофана Воронежского . Младенец выздоровел, и мать отправилась вместе с ним в путь.

О том, что произошло дальше, Владыка узнал через много лет от своей сестры. “Мать стояла в храме св. Митрофана. Мимо нее проходил какой-то сторож-монах. Я, младенец, вертелся (а может быть, и чинно стоял) возле матери. Он, должно быть, благословил нас, а обо мне сказал: “Он будет святитель!” И мать мне никогда об этом не говорила”.

Начальное образование получил в земской школе в селе Сергиевка Кирсановского уезда, затем два года проучился в Кирсановском уездном училище (1891-1893).

Обучался в Тамбовском духовном училище и в Тамбовской Духовной семинарии.

Затем поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, окончив её со степенью кандидата богословия. В академии встретил духовного наставника архимандрита (впоследствии архиепископа Феофана (Быстрова) , связь с которым сохранил и в дальнейшем, когда оба они, учитель и ученик, оказались в вынужденном изгнанничестве за пределами Отечества.

Архимандрит Феофан был духовником и “аввой” Ивана Федченкова. Он же совершил его пострижение в монашество 26 ноября 1907 года, в канун празднования в честь иконы Божией Матери “Знамение”.

Будучи студентом первого курса, будущий митрополит Вениамин тяжело заболел и попал в больницу, где по совету архимандрита Феофана стал прилежно читать аскетические творения святых отцов (аввы Дорофея, преподобных Варсонофия и Иоанна, преподобного Иоанна Лествичника и преподобного Макария Великого , которых до этого времени не знал или читал поверхностно. “Чтение этих аскетических творений, - писал впоследствии митрополит Вениамин, - так сильно подействовало на меня, что очень скоро я почувствовал влечение к иночеству, никому о том не говоря…

И постепенно стало нарастать стремление к Богу. Начал сознавать недостаточность прочих идеалов, хотя бы и хороших, вроде служения ближним; и во всяком случае мне стало совершенно понятно, что человека ничто не может удовлетворить, кроме любви к Богу”.

Летом 1905 года Иван вместе с двумя сокурсниками побывал на Валааме, где студенты, знакомившиеся с жизнью “Северного Афона”, посетили насельника Иоанно-Предтеченского скита схимонаха Никиту-старца, почитавшегося братией монастыря и приезжими богомольцами.

Подвижник долго беседовал с юношей, пророчески назвал его “владыкой” и благословил вступить на иноческий путь. Другой подвижник - старец Гефсиманского скита при Троице-Сергиевой Лавре иеромонах Исидор (Козин) - также предсказал будущему митрополиту его жизненную дорогу.

В академические годы в жизни И.А. Федченкова - иеромонаха Вениамина произошла еще одна знаменательная встреча. В ноябре 1904 года будущий святитель вместе с двумя товарищами по академии впервые побывал в Кронштадте у отца Иоанна.

После своего рукоположения, иеромонах Вениамин вновь посетил Кронштадтского праведника и сослужил ему в Божественной литургии. Последний раз отец Вениамин был у батюшки за полгода до его кончины, последовавшей 20 декабря 1908 года.

В дальнейшем он на протяжении всей своей долгой жизни обращался к творениям святого праведного Иоанна Кронштадтского и хранил в сердце образ этого пламеного молитвенника.

В условиях эмиграции (сам Владыка называл свою жизнь за границей беженством, подчеркивая тем самым вынужденный характер отрыва от Родины) епископ Вениамин осеняет именем отца Иоанна просветительскую деятельность русских беженцев, сохранивших верность Московской Патриархии. При основанном им в Париже Трехсвятительском подворье действовали Православное издательство и Типография имени отца Иоанна Кронштадтского .

В числе книг, выпущенных в свет этим издательством, была и его книга, составленная по творениям кронштадтского подвижника - “Небо на земле. Учение о. Иоанна Кронштадтского о Божественной литургии”. В состав книги “Божьи люди” вошел очерк “Отец Иоанн” - небольшое по объему произведение, составленное Владыкой в период его служения в Америке (1933-1948). Отцу Иоанну посвящен и труд митрополита Вениамина “Подвиг преподобничества”. В 1950-х годах Владыка завершил свое фундаментальное исследование “Отец Иоанн Кронштадтский ”.

3 декабря 1907 года монах Вениамин, нареченный при постриге в честь святого мученика диакона Вениамина (память 12 октября и 31 марта), был рукоположен ректором академии епископом Ямбургским Сергием (Тихомировым) во иеродиакона, а 10 декабря в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось его рукоположение в сан иеромонаха. Хиротонию совершил митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский).

Окончив в 1907 году Санкт-Петербургскую духовную академию, был оставлен при ней профессорским стипендиатом по кафедре Библейской Истории у профессора архимандрита Феофана (Быстрова) . По окончании стипендиатского года был назначен личным секретарем архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского).

В 1910-1911 годах отец Вениамин исполнял должность доцента Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре Пастырского богословия, Гомилетики и Аскетики.

В октябре 1911 года по желанию он был назначен инспектором Санкт-Петербургской духовной семинарии, но эту должность занимал недолго, около трех месяцев.

21 декабря 1911 года получил назначение на должность ректора Таврической духовной семинарии, а 26 декабря в Выборге он был возведен архиепископом Сергием (Страгородским) в сан архимандрита.

26 августа 1913 года архимандрит Вениамин получил новое назначение, заняв пост ректора Тверской духовной семинарии.

События февраля 1917 года застали архимандрита Вениамина в Твери. События эти, как видно из книги воспоминаний Владыки Вениамина, далеко не бескровные, вызвали у него чувство сердечной скорби по поводу разгоравшегося братоубийства. Монархист по убеждениям, он тяжело переживал падение православной монархии, как патриот-государственник скорбел о военных поражениях России и о “параличе власти”, который грозил привести страну к хаосу.

Октябрь 1917 года застал отца Вениамина уже в Москве. Дело в том, что летом 1917 года на Епархиальном съезде в Твери он был избран от церковнослужителей епархии членом Поместного Собора Православной Российской Церкви и принимал деятельное участие в его работе. Архимандрит Вениамин был сторонником восстановления патриаршества, участвовал в избрании на Патриарший престол святителя Тихона, которого глубоко чтил.

Осенью 1917 года он был избран ректором Таврической духовной семинарии. В качестве представителя духовно-учебных заведений и заместителя епархиального архиерея, архимандрит Вениамин участвовал в работеУкраинского Верховного собора в Киеве (с декабря 1917 по декабрь 1918 года), где ему пришлось вместе с митрополитом Платоном (Рождественским), другими иерархами, клириками и мирянами отстаивать единство церкви от посягательств украинских церковных “самостийников”, группировавшихся вокруг т.н. “Верховной Рады”, требовавшей немедленного разрыва с законной Высшей Церковной властью и действовавшей под лозунгом: “Прочь от Москвы!” Твердость, а порой и личное мужество, проявленное сторонниками законной канонической власти в Церкви, разрушило планы “самостийников”. Печальным следствием деятельности Церковной Рады стал”липковский” или “самосвятский” раскол, с последователями которого Владыке Вениамину приходилось сталкиваться в дальнейшем во время его служения в Америке.

По постановлению Священного Синода Украинской Автономной Церкви, действовавшего под председательством митрополита Платона (Рождественского) в Одессе архимандрит Вениамин 10 февраля 1919 года был хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии, и определен на должность настоятеля Херсонесского монастыря в Одессе.

Хиротония состоялась в Покровском соборе Севастополя, ее возглавил архиепископ Димитрий (Абашидзе) в сослужении других иерархов. В то время Севастополь занимали Вооруженные Силы Юга России. Летом город заняли красные, и епископ Вениамин был арестован местной “чрезвычайкой”, но под давлением паствы властям пришлось вскоре его освободить.

Весна 1920 года ознаменовалась для него вступлением в белое движение. По приглашению генерала П. Н. Врангеля он возглавил военное и морское духовенство Русской Армии, образованной в мае 1920 года из реорганизованных Вооруженных сил Юга России, эвакуировавшихся в Крым в январе-феврале 1920 года. Как епископ Армии и Флота (таков был новый титул Владыки) он координировал деятельность военных священников, выезжал на фронт, под его руководством осуществлялось издание газеты “Святая Русь”.

Большая работа проводилась епископом Вениамином по оказанию помощи клирикам-беженцам и членам их семей. У епископа Вениамина сложились достаточно близкие отношения с главнокомандующим Русской Армией, и Врангель пригласил его, как представителя Церкви, в образованный в Крыму Совет министров.

Епископ Вениамин принимал участие в организации дней всенародного покаяния, в организации крестных ходов, прилагал усилия к тому, чтобы поднять духовно-нравственный уровень своей паствы, но очень скоро столкнулся с теплохладностью и даже безрелигиозностью многих белых вождей и воинов. Но ради той, пусть незначительной количественно, но бесконечно дорогой для него части белого воинства, воевавшей “за Бога и Родину”, он прошел вместе с белыми до конца и оставил пределы России в ноябре 1920 года.

В Константинополе епископ Вениамин вошел в состав Высшего Церковного Управления за границей, а также стал членом образованного при генерале Врангеле Русского Совета. Проживая в 1920-1921 годах в Болгарии, он, как епископ Армии и Флота, посещал храмы и приходы, учрежденные беженскими и воинскими организациями в Турции, Греции, Болгарии и Сербии.

В этот же период Владыка Вениамин возглавил комиссию по организации церковной жизни русского Зарубежья. Под его председательством в Константинополе прошел “епархиальный съезд”, подготовивший Карловацкий Собор 1921, состоявшийся в ноябре 1921 года под председательством митрополита Антония (Храповицкого). От имени Собора епископу Вениамину, как инициатору всезарубежного церковного форума, была выражена благодарность и возглашено многолетие.

Предпринимая усилия по организации самостоятельного церковного управления для русского Зарубежья Владыка Вениамин, как и большинство русских беженцев в те дни, полагал, что пребывание за рубежом будет носить временный характер. Прежде всего он стремился к тому, чтобы зарубежная церковная власть действовала под омофором святителя Тихона, патриарха Всероссийского.

Когда в Сремские Карловцы поступил Указ Святейшего Патриарха Тихона и соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета об упразднении Карловацкого Всезаграничного Высшего церковного управления (№ 347 от 5 мая 1922 года), епископ Вениамин (единственный из состава ВЦУ) принял указ к исполнению и решил удалиться в монастырь Петковица (св. Параскевы) близ города Шабаца в Сербии, где собрал более 20 человек братии из числа русских беженцев. При этом до 1923 года он продолжал исполнять обязанности епископа Армии и Флота.

Осенью 1923 года по приглашению архиепископа Савватия (Врабец), находившегося в юрисдикции Константинопольского Патриарха, епископ Вениамин стал его викарием в Карпатской Руси, входившей в то время в составЧехословакии. За восемь месяцев своей деятельности там Владыка Вениамин присоединил к Православию 21 униатский приход, но в мае 1924 года под давлением правительства Югославии власти Чехословакии выслали епископа Вениамина из страны.

Это было связано с тем, что на территории Чехословакии действовали православные приходы Сербской юрисдикции, возглавлявшиеся епископом Гораздом (Павликом), и деятельность епископа Вениамина могла привести к осложнениям в отношениях между странами.

Летом 1924 года епископ Вениамин жил в Петковице, но монастырем не управлял, посвятив себя монашескому деланию и работе над богословскими сочинениями, а осенью того же года он стал законоучителем Донского Кадетского корпуса в городе Билеча. Летом 1925 года епископ Вениамин был приглашен митрополитом Евлогием (Георгиевским) в Париж в качестве инспектора и преподавателя Православного Богословского Института имени преподобного Сергия.

В 1926 году епископ Вениамин принял от митрополита Антония (Храповицкого) назначение на должность начальника Богословско-пастырских курсов и законоучителя Русского Кадетского Корпуса, а также настоятеля русского прихода в городе Бела Црква на северо-востоке Югославии, но летом 1927 года снова удалился в Петковицу. Здесь его застала известная ”Декларация” митрополита Сергия (Страгородского).

В решении непростого для нас вопроса о принятии или отказе от “Декларации”, Владыка руководствовался не только соображениями церковной пользы, он стремился разрешить этот вопрос духовно, совершая “сорокоуст” служения Божественной литургии, обращаясь за советом и благословением к насельникам Святой Горы Афон схиархимандриту Кирику - духовнику Пантелеимонова монастыря, и архимандриту Мисаилу (Сопегину).

Служение “сорокоустов” в трудные моменты жизни - неотъемлемая черта духовного облика Владыки Вениамина. Оставленные Владыкой записи его переживаний во время “сорокоустов” чрезвычайно полезны и поучительны для православных христиан, особенно для клириков.

Присоединившись к “Декларации”, епископ Вениамин одновременно передал через митрополита Евлогия прошение об увольнении на покой и, получив из Москвы соответствующий указ, удалился в пустынный скит св. Саввы Сербского , где жил вдвоем с сербским монахом-подвижником. Этот скит находился близ знаменитого сербского монастыря Студеница. В скиту Владыка подвизался в 1927-1928 годах, а в 1929 году по благословению епископа Шабацкого Михаила принял настоятельство в Петковице, но уже осенью того же года был снова вызван в Париж митрополитом Евлогием и вновь занял прежний пост инспектора и преподавателя Сергиевского Богословского Института.

В 1930 году после разрыва митрополита Евлогия (Георгиевского) с Московской Патриархией и его ухода под омофор Константинопольского патриарха, Владыка Вениамин, сохранивший верность Матери Церкви, должен был оставить институт, а вместе с тем и утратить то, чем дорожил каждый русский изгнанник на чужбине - кров над головой и скромные средства к существованию.

По инициативе епископа Вениамина, вокруг которого собралась небольшая, но очень сплоченная группа прихожан, в Париже было организовано Патриаршее подворье с храмом во имя Святителей Василия Великого , Григория Богослова и Иоанна Златоуста . Посвящение главного престола Владыка Вениамин объяснял своей надеждой на то, что “как три партии православных христиан, оспаривавшие каждая преимущество своего главы - Василия Великого , Григория Богослова и Иоанна Златоустого , в конце концов соединились вместе, воздав одинаковую честь святителям (30 января), так молитвами этих святителей и нынешнее заграничное разделение, имеющее в отколах от матери церкви чисто земные цели, оставит греховные начала и воссоединится с Единою патриаршею нашею церковью”.

В мае 1933 года Владыка Вениамин выехал в Америку, где он должен был прочитать цикл лекций о Русской Православной Церкви. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский), разрешивший эту поездку, дал Владыке поручение выяснить позицию митрополита Платона (Рождественского) по отношению к Московской Патриархии.

Митрополит Платон, самочинно провозгласивший свой Митрополичий округ автономным, от контактов с Владыкой Вениамином уклонился, и тогда вступило в действие имевшее первоначально условный характер распоряжение митрополита Сергия о назначении Владыки Вениамина управляющим епархией в звании архиепископа и временного экзарха Северо-Американской епархии.

Вскоре последовал и соответствующий указ за № 319 от 27 марта 1933 года. Митрополит Платон этому распоряжению не подчинился и был смещен за учинение раскола и провозглашение автономии. Тогда определением Временного Патриаршего Синода от 22 ноября 1933 года Владыка Вениамин был назначен архиепископом Алеутским и Северо-Американским с оставлением экзархом Московской Патриархии в Америке.

При этом архиепископ Вениамин оказался в крайне тяжелом положении. С одной стороны он осознавал себя представителем законной канонической власти, но с другой стороны - он был экзархом без экзархата, архипастырем без паствы. У митрополита Платона и продолжателя его линии митрополита Феофила (Пашковского) были свои, пусть и не обоснованные канонически, но весьма веские причины, которые и определяли их деятельность.

Эти причины были связаны как со спецификой церковной жизни в Америке того времени, так и с настроениями паствы. Их поддерживало подавляющее большинство клира и мирян, и Владыке Вениамину пришлось положить немало сил, чтобы приобрести тот высокий авторитет, которым он обладал к концу своего служения в Америке. А в первое время ему приходилось спать на полу, подметать улицы, терпеть оскорбления за верность Матери-Церкви.

Как-то после одного собрания для безопасности ему предложили выйти через запасной выход. Но Владыка решил идти, как и входил, через главный вход. Кто-то бросил в него окурок, послышались оскорбительные выкрики раскольников. Но архиепископ Вениамин невозмутимо и мужественно сохранил свое достоинство.

Но при всех скорбях и лишениях, выпавших на долю его самого и его сотрудников, Владыка неизменно благодарил Бога и молился за своих гонителей и всех, кто ему чем-либо “досаждал”. Свидетельство тому - страницы его дневников и “сорокоустов”. Они же свидетельствуют о том, как глубоко и сокрушенно переживал Владыка любой конфликт с ближним, как умел просить прощение, как оберегал свой душевный мир, гармонию духа. Поношения Владыка сносил с христианской кротостью и смирением.

Неутомимая работа по устроению церковных дел требовала от Владыки колоссального напряжения душевных и физических сил. Он часто посещал американские и канадские приходы, совершал богослужения и проповедовал. После богослужений за трапезой любил вести духовные беседы. Он вообще был замечательным проповедником, и его проповеди надолго запоминались слушателям.

В годы Великой Отечественной войны митрополит Вениамин стал одним из вдохновителей мощного патриотического движения, охватившего все слои русской эмиграции. В это движение влились люди самых разных политических и религиозных взглядов, православные разных юрисдикций. Последнее во многом способствовало объединению православных людей в Америке, тенденции к которому наметились именно в военные годы.

22 июня 1941 года, в день начала войны, митрополит Вениамин произнес вдохновенную проповедь в церкви Серафимовского подворья Русской Патриаршей Церкви, в которой выразил свое твердое упование на то, что предстоящие тяжелые испытания попущены Промыслом Божиим “ко благу нашей Православной церкви и Родины”, а затем отслужил первый молебен Всем святым Земли Русской о даровании победы православному народу русскому.

В первый же день войны он заявил: “Все кончится добром!” И с этого дня Владыка неустанно трудился на патриотическом поприще, соединяя свое церковное служение с общественным. Он выступал с лекциями в аудиториях, где производился сбор денежных средств в пользу России, выступал с речами на митингах в разных городах Америки.

Особенное впечатление на присутствующих произвела его речь, произнесенная 2 июля 1941 года на грандиозном митинге в Нью-Йоркском Мэдисон-Сквер-Гарден. “Всякий знает, - сказал тогда Владыка, - что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира… Вся Русь встала! Не продадим совесть и Родину!”

Митрополит Вениамин был председателем Медицинского Комитета помощи России, членом Национального Комитета Славянского Конгресса САСШ; членом Международного Комитета помощи России.

В декабре 1944 года митрополит Вениамин получил из Москвы приглашение прибыть на Поместный Собор и со своей стороны предпринял все усилия для того, чтобы в Москву были приглашены также представители митрополита Феофила (Пашковского).

Пребывание делегации Митрополичьего округа в Москве привело в дальнейшем к примирению отколовшихся с Матерью . Правда, единение продлилось сравнительно недолго.

В начале 1945 года после 25 лет изгнанничества митрополит Вениамин вновь вступил на родную землю. Он участвовал в работе Поместного собора (31 января-2 февраля 1945 года), в избрании и интронизации патриарха Алексия I (Симанского), совершал богослужения в Московских храмах, общался с церковным народом, с духовенством и иерархами.

Главное впечатление, которое он увозил с собой в Америку - уверенность в том, что народ сохранил живую веру в Бога, несмотря на годы жесточайших гонений, и в значительной своей части остался верен Православной Церкви.

18 февраля 1948 года Владыка окончательно возвратился на Родину и был назначен на Рижскую кафедру. “Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь”, - такими словами он приветствовал свою новую паству. Служение Владыки в Латвии продолжалось сравнительно недолго, до марта 1951 года, но за это время он успел много сделать: добился от властей разрешения на издание бюллетеня Рижской епархии “Вести”, на страницах которого помещались и его богословские статьи и проповеди , подготовить к открытию двухлетние пастырские курсы, устроить в Дубултах под Ригой скит (под видом архиерейской дачи) с храмом во имя святого равноапостольного князя Владимира.

В марте 1951 года митрополит Вениамин был переведен на Ростовскую кафедру, где пробыл до конца 1955 года. В эти годы он особенно сблизился со святителем Лукой, архиепископом Симферопольским и Крымским.

Указом патриарха Московского и всея Руси Алексия I от 30 ноября 1955 года (№ 2030) митрополиту Вениамину (Федченкову) определено было быть митрополитом Саратовским и Балашовским. Новое назначение было связано с тем, что в Саратове в то время действовала духовная семинария, и поэтому там требовался архиерей с высшим богословским образованием и опытом педагогической деятельности.

К этому времени состояние здоровья Владыки сильно ухудшилось, он перенес инсульт, часто болел, но в период новых гонений на Церковь , развернутых властями в конце 50-х годов, призывал свою паству к твердому стоянию за веру и Церковь .

В феврале 1958 года Владыка ушел на покой и 27 февраля 1958 года поселился в Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре. Когда позволяло состояние здоровья, служил в монастырских храмах и проповедовал, приводил в порядок свое богатое духовно-литературное наследие. В эти последние годы он пережил самое тяжелое испытание - лишился дара речи.

4 октября 1961 года Владыка Вениамин скончался и был погребен в пещерах монастыря. Место его погребения окружено почитанием братии и благочестивых паломников.

(Федченков Иван Афанасьевич; 2.09.1880, с. Вяжля (Ильинка) Кирсановского у. Тамбовской губ.- 4.10.1961, Псково-Печерский мон-рь), митр. бывш. Саратовский и Вольский. Из семьи служащего. Под влиянием матери, происходившей из духовного сословия, В. и двое его братьев посвятили себя служению Церкви. В 1887-1891 гг. И. Федченков учился в земской начальной школе в с. Сергиевка, в 1891-1893 гг.- в уездном уч-ще Кирсановского у., по окончании к-рого поступил в Тамбовское ДУ, с 1897 г. обучался в Тамбовской ДС.

В 1903 г. Федченков был направлен в СПбДА, к-рую окончил в 1907 г. со степенью канд. богословия и с правом соискания степени магистра богословия без сдачи экзаменов. По решению Совета академии оставлен сверхштатным профессорским стипендиатом по кафедре библейской истории на год. Учась в академии, юноша часто совершал паломничества, во время к-рых встречался со мн. подвижниками благочестия, в т. ч. со св. прав. Иоанном Кронштадтским , оптинским старцем прп. Нектарием (Тихоновым) , схиигум. Германом (Гомзиным) , иеросхим. Алексием (Соловьёвым), иером. Исидором (Козиным), впечатления от этих встреч легли в основу кн. В. «Божии люди» (М., 1991). Во время учебы в академии Федченков был тесно связан с духовником царской семьи, инспектором СПбДА архим. Феофаном (Быстровым) , возглавлявшим студенческий кружок по изучению святоотеческих творений. 26 нояб. 1907 г. в академической ц. архим. Феофаном Федченков был пострижен в монашество с именем в честь сщмч. Вениамина Персидского . 3 дек. ректор СПбДА Ямбургский еп. Сергий (Тихомиров) рукоположил В. во иеродиакона, 10 дек. митр. С.-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский) совершил хиротонию В. во иеромонаха. С 18 нояб. 1909 по 11 сент. 1910 г. В. нес послушание секретаря Финляндского и Выборгского архиеп. Сергия (Страгородского , впосл. Патриарх), служил на Ярославском синодальном подворье в С.-Петербурге. С 11 сент. 1910 г. занимал должность доцента СПбДА по кафедре пастырского богословия, гомилетики и аскетики, с 15 нояб. 1911 г.- должность инспектора СПбДС.

21 нояб. 1911 г. В. был назначен ректором Таврической ДС, 26 дек. возведен в сан архимандрита. В Таврической епархии В. совмещал обязанности ректора с должностями председателя епархиальных училищного совета и миссионерского комитета, редактора «Таврических ЕВ». Награжден орденом св. Анны 2-й степени. 26 авг. 1913 г. назначен ректором Тверской ДС. Принимал участие в Поместном Соборе Православной Российской Церкви 1917-1918 гг ., на к-ром представлял низшее духовенство и клир Тверской епархии. Осенью 1917 г. по решению преподавательской корпорации Таврической ДС В. вновь занял должность ее ректора. Являлся делегатом от Таврической епархии на Всеукраинском церковном Соборе в Киеве в 1918 г., где отстаивал позицию канонической целостности Украинской Церкви и выступал против церковного сепаратизма.

Постановлением Синода Украинской автономной Церкви и с согласия Патриарха св. Тихона В. был определен к архиерейскому служению. Хиротония В. во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии, к-рую возглавил Таврический и Симферопольский архиеп. Димитрий (см. Антоний (Абашидзе)), состоялась 10 февр. 1919 г. в Покровском соборе Севастополя. В. входил в состав Временного высшего церковного управления (ВВЦУ) Юго-Востока России . В 1919-1920 гг. являлся профессором на кафедре богословия Таврического ун-та. Летом 1919 г., во время кратковременного захвата Севастополя Красной Армией, В. был арестован, 8 дней содержался в ЧК, но ввиду широкого народного возмущения отпущен на свободу. 31 марта 1920 г. по просьбе командующего Русской Армией ген. П. Н. Врангеля В. принял должность управляющего военным и морским духовенством с титулом епископа армии и флота, осуществлял духовное окормление войск Белой Армии, часто выезжал на фронт для совершения богослужений, обеспечивал прием и размещение священнослужителей-беженцев, а также членов их семей, вдов и сирот погибших клириков. Решением ВВЦУ Юго-Востока России В. поручалось представительство Церкви в правительстве Врангеля.

После захвата Крыма Красной Армией в нояб. 1920 г. В. вместе с частями Русской Армии и беженцами эмигрировал в Стамбул, где занимался организацией помощи рус. эмигрантам, посещал лагеря на о-ве Лемнос и в Галлиполи, принимал участие в работе Русского совета при ген. Врангеле. По предложению и при активном участии В. в нояб. 1920 г. было создано Высшее церковное управление, в задачу к-рого входила организация деятельности рус. духовенства в Югославии, Турции и Греции. После переговоров митр. Антония (Храповицкого) и В. с представителями К-польского Патриархата 2 дек. 1920 г. была учреждена эпитропия, или Временное высшее церковное управление за границей в юрисдикции К-польского Патриархата. В кон. 20-х - нач. 1921 г. В. жил в Болгарии, окормлял рус. эмигрантские приходы и кадетские военно-образовательные учреждения, возглавлял комиссию «по организации церковной жизни русского зарубежья», итогом работы к-рой стало проведение в Стамбуле «епархиального съезда», подготовившего созыв Русского всезарубежного Собора. После перемещения в февр. 1921 г. ВВЦУ из Стамбула в г. Сремски-Карловци (Югославия) В. активно участвовал в подготовке Карловацкого Собора , открывшегося 21 нояб. 1921 г. и образовавшего Всезаграничное ВЦУ. В. отказался подписать принятую от имени Собора резолюцию о необходимости восстановления в России монархии в лице Дома Романовых.

В мае 1922 г., после издания Патриархом св. Тихоном указа об упразднении Всезаграничного ВЦУ, В. оказался единственным епископом в его составе, принявшим указ к исполнению. После выхода из состава ВЦУ он удалился в серб. мон-рь Петковица в честь мц. Параскевы близ г. Шабац, где собрал насельников из числа рус. эмигрантов. 3 июня 1923 г. решением зарубежного Архиерейского Синода В. был освобожден от обязанностей управляющего военным и морским духовенством. В авг. 1923 г. по приглашению Пражского архиеп. Савватия (Врабеца) (К-польский Патриархат) В. в качестве викарного епископа принял окормление рус. приходов в Карпатской Руси, занимался миссионерской деятельностью среди греко-католиков , его стараниями был обращен в Православие 21 униатский приход. Из-за разногласий по вопросу юрисдикции над карпаторосскими приходами 8 мая 1924 г. В. был выслан из Чехословакии и вновь поселился в мон-ре Петковица, где посвятил себя монашескому деланию и лит. работе. Осенью того же года митр. Антоний (Храповицкий) назначил В. на должность законоучителя и духовника рус. Донского кадетского корпуса, располагавшегося в г. Билеча. Летом 1925 г. по приглашению архиеп. Евлогия (Георгиевского) В. приехал в Париж, исполнял обязанности инспектора и преподавателя в Православном богословском ин-те прп . Сергия Радонежского . В 1926 г., после неудачной попытки вернуться в Россию, В. получил от митр. Антония назначение на должность начальника богословско-пастырских курсов, настоятеля рус. прихода в г. Бела-Црква (Югославия) и законоучителя рус. кадетского корпуса.

В сер. 1927 г. В. вновь удалился в мон-рь Петковица, где узнал об издании митр. Сергием (Страгородским) и Временным Синодом при нем «Декларации» 1927 г . В. вел по поводу этого документа переписку с насельниками Русского во имя вмч . Пантелеимона афонского мон-ря . 31 авг. архиерей подал в зарубежный Синод прошение об увольнении на покой, 29 нояб. через архиеп. Евлогия (Георгиевского) направил заявление о вхождении в клир Московской Патриархии с увольнением на покой и пребыванием в Сербии. 3 дек. митр. Сергий (Страгородский) дал на это заявление положительный ответ, после чего В. удалился в скит в честь св. Саввы Сербского близ мон-ря Студеница . В 1929 г. по просьбе Шабацкого еп. Михаила (Урошевича) (Сербский Патриархат) вернулся к настоятельству в мон-ре Петковица, но осенью вновь был вызван архиеп. Евлогием в Париж для возобновления преподавательской деятельности в Свято-Сергиевском ин-те.

В 1930 г., после ухода митр. Евлогия в юрисдикцию К-польского Патриархата, В. сохранил верность Московской Патриархии и покинул Свято-Сергиевский ин-т. По инициативе В. была организована небольшая группа прихожан, к-рая в 1931 г. основала в Париже приход РПЦ в честь Трех святителей, получивший статус Патриаршего подворья. 19 апр. 1932 г. В. был возведен в сан архиепископа.

27 марта 1933 г., после самочинного провозглашения митр. Платоном (Рождественским) автономии Митрополичьего округа в Сев. Америке, В. был назначен временным экзархом Североамериканской епархии. Прибыв в мае 1933 г. в Нью-Йорк для чтения лекций о Православии, В. по поручению митр. Сергия (Страгородского) пытался провести переговоры с митр. Платоном по вопросу статуса амер. епархий. Однако митр. Платон от контактов с В. уклонился, и 22 нояб. В. был утвержден архиепископом Алеутским и Североамериканским, экзархом МП в Америке, награжден правом ношения креста на клобуке. Несмотря на противодействие со стороны раскольнических церковных группировок, В. к сер. 40-х гг. сумел объединить в рамках экзархата Московской Патриархии в Сев . и Юж . Америке ок. 50 приходов. 14 июня 1938 г. он был возведен в сан митрополита «ввиду особого положения нашей маленькой епархии в Америке перед лицом воинствующих раскольников, а также в воздаяние самоотверженной готовности, с какой Преосвященный экзарх наш несет тяжкие лишения, труды и поношения» (Указ от 14.06.1938, № 555).

В годы Великой Отечественной войны В. был одним из вдохновителей патриотического движения, охватившего значительную часть рус. эмиграции и объединившего людей с разными политическими и религ. взглядами. 2 июля 1941 г. на многолюдном митинге в Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке В. выступил с обращением к соотечественникам, в к-ром призвал забыть прежние разногласия и оказывать посильную помощь Родине в борьбе с фашизмом. В. возглавил работу Медицинского комитета помощи России, организовавшего сбор средств и медикаментов для нужд Красной Армии, активно участвовал в деятельности Международного комитета помощи России, Национального славянского конгресса и др. общественных орг-ций.

В дек. 1944 г. В. получил разрешение приехать в СССР и в нач. 1945 г. прибыл в Москву для участия в Поместном Соборе 1945 г . Архиерей просил о предоставлении ему советского гражданства, к-рое получил 30 июня того же года. 21 авг. 1947 г. он был назначен митрополитом Рижским и Латвийским, 19 февр. следующего года прибыл в Ригу и вступил в управление епархией. Основной заботой В. на новом месте служения было восстановление нарушенной в годы войны церковной жизни, архиерей совершал частые поездки по приходам епархии, рукополагал клириков, проводил епархиальные собрания. Усилиями В. начало выходить издание епархии «Вести», была предпринята попытка открыть пастырско-богословские курсы. Особой проблемой для В. являлись отношения с гос. властью, т. к. лояльность Церкви по отношению к гос-ву архиерей понимал как отказ Церкви от политической деятельности и невмешательство гос-ва в церковную жизнь. У В. часто возникали конфликты с местным уполномоченным Совета по делам РПЦ . 22 февр. 1951 г. митрополит сказал зам. председателя Совета С. К. Белышеву: «Когда я ехал из Америки сюда, то у меня было убеждение о том, что в СССР действительно имеется какая-то свобода в отношении к Церкви. Однако, побыв здесь 3 года, я пришел к твердому заключению, что такой свободы здесь нет, а, наоборот, имеются гонения на Церковь» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 27. Л. 29). По требованию властей В. был смещен с Рижской кафедры, 27 марта 1951 г. назначен митрополитом Ростовским и Новочеркасским.

В Ростовской епархии В. столкнулся с проблемой нехватки священнослужителей, он искал и рукополагал достойных кандидатов, уделяя особое внимание повышению уровня богословской грамотности духовенства. Архиерей выделял из епархиальных средств суммы для ремонта храмов, строительства молитвенных домов для общин, не имевших регистрации. 8 февр. 1954 г. в связи с образованием новой области на территории его епархии В. получил титул «митрополит Ростовский и Каменский». В этот период В. сблизился с архиеп. Симферопольским и Крымским св. Лукой (Войно-Ясенецким) .

28 нояб. 1955 г. В. был переведен на Саратовскую и Балашовскую кафедру с поручением ректорства в Саратовской ДС. В связи с усилением давления на Церковь со стороны гос. власти (см. ст. Хрущёв Н . С .) он открыто выступал против вмешательства гос-ва во внутреннюю жизнь религ. объединений, неоднократно в проповедях критически отзывался о действиях властей. Отвечая на сетования верующих по поводу закрытия храмов, В. призывал их к укреплению веры, подчеркивая, что Церковь сильна не только своими обрядами, но силой веры каждого христианина. В Совет по делам РПЦ поступали многочисленные доносы на В., в кон. 1956 г. решался вопрос о возбуждении против него политического дела, но благодаря вмешательству Патриарха Алексия I кампания против В. была прекращена.

26 дек. 1957 г. титул архиерея был изменен на «митрополит Саратовский и Вольский». 20 февр. 1958 г., согласно прошению, он был уволен на покой по состоянию здоровья с пребыванием в Псково-Печерском в честь Успения Божией Матери мон-ре, где, несмотря на болезненное состояние здоровья, часто служил, проповедовал и работал над систематизацией своих произведений. Погребен в пещерах мон-ря. В наст. время по решению духовного Собора мон-ря ведется сбор материалов для подготовки к прославлению В. в лике преподобных отцов Псково-Печерских.

В. оставил богатое лит. наследие. Среди его трудов - работы, посвященные догмату Искупления , литургическому наследию Церкви, имяславию , жизнеописанию подвижников благочестия ХIХ - нач. ХХ в. Труды В. мемуарного жанра, написанные прекрасным языком, являются ценным источником по рус. церковной и гражданской истории 1-й пол. ХХ в.

Арх.: РГИА. Ф. 796. Оп. 439. Д. 226; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 7. Д. 27; Архив Московской Патриархии: личн. дело; Архив МДА: личн. дело.

Соч.: Небо на земле: Учение о. Иоанна Кронштадтского о Божественной Литургии. П., 1932; Всемирный светильник: прп. Серафим Саровский. П., 1932; М., 19962; Житие прп. Серафима Саровского. П., 1935; Слово митр. Вениамина, экзарха Московской Патриархии в Америке // Правда о религии в России. М., 1942. С. 282-291; Мои впечатления о России // ЖМП. 1945. № 3. С. 21-24; О Римско-католической церкви // Там же. № 4. С. 7-10; 100-летний юбилей Рижской епархии // Там же. 1950. № 9. С. 56-57; Простые речи за мир // Там же. 1952. № 4. С. 26-28; Божии люди. М., 1991; О вере, неверии и сомнении. СПб.; М., 1992; Св. сорокоуст: Мысли по поводу указов митр. Сергия о лояльности // ЖМП. 1993. № 1. С. 77-88; На рубеже двух эпох. М., 1994; Письма к евреям // Христианос. Рига, 1994. Вып. 3. С. 203-295; Молитва Господня: Из творений. М., 1996; Из того мира: Кн. чудес и знамений нашего времени. М., 1996, 20022; Божии люди: мои духовные встречи. М., 1997; Промысл Божий в моей жизни. СПб., 1997; О конце мира // АиО. 1997. № 1(12). С. 196-212; «...И вочеловечшася. Распятаго же за ны…»: Рождественская проповедь // Там же. 1998. № 2 (16). С. 78-81; «За Православие помилует меня Господь...»: Дневниковые записи. СПб., 1999; О конце мира и жизни будущего века. М., 1998; О богослужении Православной Церкви. М., 1999; «Послужи народу...»: Два сорокоуста. М., 1999; «Раскол или единство?»: Мат-лы для решения вопроса об Американской Церкви // ЦИВ. 1999. № 4/5. С. 5-139; Толкование на молитву Господню. М., 2000; О. Иоанн Кронштадтский. М., 2000; Записки архиерея. М., 2002; Пасха: Письма о двунадесятых праздниках. М., 2002; Житие прп. Серафима, Саровского чудотворца с акафистом и акафист Божией Матери «Умиление». М., 2002; Небо на земле. М., 2003; Католики и католичество: духовный лик Польши. М., 2003; На Сев. Афон: Зап. студента-паломника на Валаам. М., 2003; Письма о монашестве. М., 2003; Беседы в вагоне. М., 2003; Россия между верой и безверием. М., 2003.

А. К. Светозарский